В бледных предутренних лучах краски на посеревшем, истрепавшемся клочке бумаги выглядели еще бледнее. Ветер лениво трепал ее отклеившиеся края, и та невинно вздрагивала и трепетала в надежде вырваться из своего безнадежного заточения. Тем не менее, несмотря на свою жалкую участь, она улыбалась. Улыбалась, конечно, фальшиво и совершенно не своею улыбкой. Она улыбалась улыбкою бело-рыжей собаки, застывшей во времени, словно муха в янтаре, и блещущей своими озорными глазками-пуговицами, повисшим набок языком и преданно любящим взглядом.
Глупая бумажка улыбалась глазами собаки, которая стоялая напротив нее.
Беатриче смотрела на саму себя, пропущенную сквозь призму времен, с небывалым скептицизмом. Она прекрасно узнавала в той счастливой рыжехвостой псице себя, узнавала она и свою морду, и свои глаза – и даже тот день, в который было сделано вывешенное на всеобщее обозрение фото. Фото с чернеющей крупным шрифтом придурковатой надписью: «Помогите мне вернуться домой!»
Беата мрачно склонила набок голову. Ей не нравился вывешенный плакат. Она знала, что он не сулил ей ничего хорошего. Ни счастья, ни любви, ни тепла – только притворные сюсюкания на пару дней, жалкие попытки «вразумить», «влюбить», «привязать», а затем – вновь безграничная пустота и удушливое одиночество. Никто не умел любить так, как Клара. Даже ее нерадивые подружки. Тем более спустя столь великое количество месяцев, утекших после ее смерти.
А потому, выждав неопределенное количество секунд, колли медленно оседает на асфальт, примеряется, и…
Прыжок.
Зубы точно впиваются в противного вкуса листовку. Та резко, шипяще вскрикивает и рвется напополам, оставляя на пыльном столбе незатейливо улыбающуюся голову, а в зубах – пушистую грудку и рыжий хвост. Ичи бережно укладывает бумажку на тротуар, осматривает плохо пропечатанные бесцветные лапы и тут же издирает их в клочья другими лапами – цветными и четкими.
Всего секунда - и ничего не осталось: ни хвоста, ни лап, ни грудки, ни контактов для связи с «опечаленными утратой хозяевами».
«Так-то лучше, - любуясь своей работой, заключила Беатриче. – Совершенно незачем светиться в подобных штуках на весь Улей».
Любоваться своей работой собака могла бы долго. Но совсем скоро теснота ульевых переулков разносит до рыжего уха приглушенные, пространные голоса. Они волнами расплывались по углам и бились о тупики, расплескивая чей-то смутный, будто бы через вату пропущенный скулеж и рык.
Огненные уши дрогнули.
- Это еще что такое?
Секунда, две… Голоса гаснут быстро, как канувший в воду камень. Но пока Беата могла следовать за звуком, она бежала. Скача взглядом по бесконечным тропам, она рысила по сонным улицам, принюхивалась, выискивала, и остановилась лишь однажды – когда впереди нее замаячили чьи-то силуэты.
«Черт бы тебя побрал», - инстинктивно выругалась собака и нырнула в ближайший закоулок, словно опасаясь, что ее вот-вот загребут вездесущие лапы местных хулиганов. Однако те, очевидно, даже не взглянули в сторону заретушировавшегося под находящуюся тут же свалку рыжего пятна и довольно, даже слишком довольно,  умчались в рассвет.
Беатриче задумчиво глянула им в спины.
- Что-то мне подсказывает, что это утро добрым не будет, - со вздохом обронила бордерша и тут же бросилась дальше, в противоположную от бродяжек сторону.

- Эй, здесь есть кто-нибудь?
Беатриче тогда не ждала ответа. Она и так была уверена, что в том переулке определенно кто-то есть, и этот кто-то определенно нуждался в помощи. Но что, если этот кто-то уже мертв?
«Интересно, будет ли справедливым причислить это убийство к числу тех, о которых мы уже знаем? – невольно спросила себя псица, осторожным шагом ступая вперед. – И будет ли это значить, что я видела морды тех, кто все это учинил?»
Впрочем, вопросы были бессмысленны. Собака, которую Ата приметила в темном углу, на мертвую совершенно не походила. На живую, конечно, она походила еще меньше, но колли была уверена – «дворняга», которая попалась ей на пути, была определенно живая.
- Хэй, - еще через пару мгновений Рыжая возвысилась над мордой страдалицы и даже позволила себе ироничный смешок, - неважно выглядишь, подруга.

Отредактировано Беатриче (2017-06-27 17:06:07)

Беата безмолвно заглянула в мутные глаза собаки подле нее. Улыбка ее, сочувственная и немного насмешливая, стала заметно шире, когда лишенная сил страдалица, наконец, содрогнулась и зашевелилась, выражая, по крайней мере, свою готовность к новому дню и его последующим сюрпризам. Взлохмаченная легким ветром колли слегка отступила назад, словно давая незнакомке целое пространство для того, чтобы вытянуться и окончательно прийти в себя, и терпеливо наблюдала за тем, как та медленно и плавно перекатывается с бока на живот. «Нет, - подумала тогда мимолетом Беатриче, краешком души все еще витая в чаще городских слухов и предостережений Катара, - то, что произошло здесь, не имеет ничего общего с тем, о чем говорят бродяги. Видимо, этой лапочке просто не повезло с компанией…»
Она позволила себе усмехнуться – максимально незаметно и совершенно безобидно. Беата не испытывала отвращение к собаке напротив нее – ровно как, пожалуй, почти не испытывала ненависти к тем, кто эту самую собаку покалечил. «Все закономерно, - вдруг подумала она. – Дают – бери, бьют – беги. Если ты стоишь у кого-то на пути – защищайся или покоряйся. Здесь, на улицах, никто не погладит тебя по головке, будь ты хоть трижды интеллигентом. Забавно, однако… Раньше все было как-то проще и совершенно по-другому…»
Хмыкнув и отбросив лишние мысли, Рыжая с озабоченным видом обошла беспризорницу. Ичи внимательно разглядывала побои на сером теле и с каждым новым оборотом вокруг псицы недовольно корчилась, фиксируя на своей морде такое выражение, каким обычно смотрят отъявленные профессионалы на работу шуганных новичков. Так же, пожалуй, смотрит на чудом спавшегося щенка наученная бродячей жизнью собака.
- И за что же это они тебя так? Неужто косточку не поделили?
Беатриче, наконец, не выдержала и  позволила себе от души посмеяться, теперь уже громче, хотя и достаточно сдержанно. Она понимала – бродяжке больно и, как ни крути, та действительно нуждалась в помощи со стороны, что в свою очередь означало, что поводов для веселья было мало. Катастрофически мало.
Необходимо было помочь.
- Ну-ка, давай, пора подниматься, - Беата нырнула носом под одну из лап метиски, пытаясь выступить в роли живого костыля и, с удивлением про себя отметив, что такой задачи в жизни она еще никогда не выполняла, стала с пыхтеньем и фырканьем отрывать свою невольную пациентку от земли.
- Напряги свои лапы и вспорхни, как бабочка… - нравоучительно забормотала бордерша, елозя белоснежно-рыжим мехом по явно не идеально вычищенному асфальту. - Ты же понимаешь, что тебе нельзя здесь оставаться. Местное гетто не любит, когда на их помойках ошиваются незванные гости…