Он не любил места скопления людей — это мягко говоря. Так мягко, что, наверное, почти сказочно. Разве хищники, вроде него, вообще любят какие-либо скопления, разве они любят людей? О, нет, далеко — мерзостные создания, эти двуногие чудовища без шерсти и перьев, эти непонятные, вонючие, шумные и абсолютно неуклюжие существа, вызывали у него лишь тошнотворное чувство где-то под грудью. Гастарат мог подолгу наблюдать за ними с далеких крыш, откуда-то из поднебесья, но не слушать и не терпеть — он ненавидел людей, всей своей плотью и кровью, и вряд ли можно найти на свете ненависть более чистую. Более оправданную и заслуженную.

Сейчас люди сновали и там, и тут. Они стали чем-то вроде единого целого, а не отдельными созданиями — огромная волна, бьющая брызгами по прилавкам и стойкам с какой-то всячиной да едой. Одна волна, и все-таки не менее омерзительная, чем конкретный человек.

У этих до абсурда глупых существ сегодня было, видимо, какое-то пиршество. Гастарат, конечно, не интересовался, но его напрягало такое столпотворение, из-за которого, между прочем, его день был безнадежно испорчен. Окончательно. Бесповоротно. Разве может быть хуже, когда тут такое?

Фу.

Гастарата передернуло, и он перемялся с лапы на лапу, не теряя бдительности. Он признавал, что эта толпа была лишь ему на лапу — он давно уже выискивал по городу одного подозрительного типа, все время протирающегося рядом с территориями Культа. Пернатого типа, естественно. В таких местах эти мелкие пташки обычно и ошиваются, верно? Собирают из-под ног у чудовищ остатки их не менее омерзительной, чем они сами, еды. И, конечно, Гастарат не мог упустить эту возможность прижать возможного рекрута. Если не смертника, впрочем.

Естественно, что толпа на лапу. Естественно. Но, черти бы вас побрали, насколько это было все-таки невыносимо!

Его перья поблескивали под солнцем и переливались, словно драгоценные камни. Ястреб нахохлился, выражая все свое негодование, и щелкнул угрожающе клювом в пустоту. Он сидел на крыше невысокого дома, но чуть сбоку, и выглядывал не на само сборище людей, а в узенький переулочек, еще более узкий чем тот, в который он врезался. Этот переулок был слишком тесным для того, чтобы размещать в нем свои прилавки, поэтому людей здесь в данный почти не ходило. Гастарата никто не видел, когда он, в свою очередь, сверкая своими темными глазами, выискивал знакомое белое оперение.

Трудно остаться незамеченным, когда ты ястреб — вот, к какому выводу раз за разом приходил Гасто. Работая в этом городе сначала палачом, а теперь — вербовщиком, он понимал, что такие размеры и такое оперение — не его плюсы. Далеко. Попробуй, укройся здесь, ну да.

Гастарат лишь краем глаза заметил чей-то пышный хвост, и тут же камнем рухнул вниз, с крыши. Со стороны можно было подумать, что это был большой камень, например, кирпич, но никакого звука падения не было — ястреб расправил широкие крылья перед самим асфальтом, медленно пролетел еще несколько метров и бесшумно приземлился, впиваясь взглядом темных глаз в толпу, что теперь была куда ближе, выше и омерзительнее.

Люди топали своими огромными ногами, их детеныши бегали и сновали туда-сюда. Царил невероятный гам, и Гасто скрипнул когтями об асфальт. Он вновь увидел пышное хвостовое оперение белого цвета, шумно — хотя кто бы услышал это в такой какофонии? — взлетел, подавшись в сторону, и весьма неудобно впился лапами в решетку на небольшом окне второго этажа дома. Усмехнулся. Он уже давно выжидал этого типчика, несколько, наверное, часов, и уже успел облететь всю ярмарку вдоль и поперек. Но вот, у прилавка с кукурузой, люди, смеясь и о чем-то щебеча, подкармливали нескольких голубей, из серо-голубого общества которого особенно выделялся один — белый, с пышным и как бы «вьющимся» хвостом. Гастарат знал, что таких двуногие выпускают на своих, кхм, свадьбах. А еще он знал, что этот голубь созданием был премерзким, с ядовитым языком и совершенно вызывающими повадками.

— Конри, — ястреб хищно клацнул клювом, усмехаясь. Теперь, когда цель была под наблюдением, оставалось лишь выждать. Этот голубь был совсем не из тех, кто целыми днями только и делает, что бездумно мотает головой и кормится с рук у двуногих тварей.

Через время — четверть часа или получас? — к Конри полез людской детеныш, и тот, злобно шарахнувшись, взлетел, поднимая за собой своих глупых, пугливых товарищей. Гастарат не мог упустить эту возможность — он ринулся с места, шумно хлопнул крыльями и стремительно ворвался в шум ярмарки, чуть ли не впившись когтями в лицо какого-то человека — вскрик и какие-то восклицания, несшиеся в спину Гасто, доставляли ему неимоверное удовольствие.

Он настиг Конри с его стаей еще в полете — упал сверху, будто словил безмозглую дичь, но тут же выпустил, с усмешкой наблюдая, как голубь нелепо переворачивается в воздухе и падает, пытаясь поймать равновесие. Ужас, на несколько мгновений сковавший Конри, не давал ему возможности взлететь, и тогда Гастарат ринулся за ним, снова хватая когтями и швыряя в сторону.

Когда голубь все-таки поймал крыльями воздух и гневно впился взглядом в Гасто, еще не подобрав слов для брани, тот низко рявкнул, словно пес, и спикировал в тот самый переулок, из которого наблюдал за Конри. Тот через несколько секунд, все еще отходя от такого внезапного нападения, влетел туда же.

— Гасто! — ястреб вцепился в решетку на все том же окне второго этажа, и его недавняя жертва неуклюже шлепнулась на узкий подоконник. — Что это к черту было?!

— Чепчик, тебя не выследишь в этой толпе, — делано устало вздохнул Гастарат, мотнув головой. Ему доставляло удовольствие, что, хоть Конри и негодовал, в его рыжих глазах читался страх.

— Ты рехнулся? Ты вообще понимаешь, что...

— Чепчик, — в голосе Гасто читалось явное предупреждение, — мне надоело выискивать тебя по городу. А еще мне удивительно, что ты так... беспечен.

Конри раздраженно выдохнул, переваливаясь с лапы на лапу и перекладывая крылья. У них была длинная история. С Гасто — очень длинная. И если бы Конри не заправлял несколькими шайками своих серых сородичей, если бы не выделялся среди них особенно смелым нравом и острым умом, то давно мог бы стать дохлой тушкой в когтях Гастарата — они оба это хорошо понимали.

Особенно Конри.

— Ты дал мне время, Гасто, — не то оправдываясь, не то напоминая, сказал голубь тихо. — Прошла всего неделя.

— Вот именно, — ястреб нахмурился, не отводя хищного взгляда от Конри и не переставая прислушиваться.

Им не нужны были лишние уши.