Маннелиг никогда не делал ничего просто так для других. Услуга за услугу: я помогу тебе, а потом ты поможешь мне. Сейчас уже сложно сказать, что именно сподвигло птицу активно практиковать эту простецкую житейскую истину: как бы то ни было, много лет назад ворон по собственной инициативе взял под свое широкое крыло братьев меньших - всяких воробушков и синичек, живущих в городской черте. Условия были просты: он отгоняет от них хищников, более конкурентных в борьбе за корм голубей и других птиц, а благодарные пташки сливают ему всю информацию, которую где-либо услышали. Вот сегодня выпустили палача в Старом районе, а вот у бабульки с восточной окраины отравился кот-охотник, теперь там можно летать свободно. В таком-то месте выкинули корзину черствых хлебных корок, а зерно в таком-то амбаре - вовсе не зерно и вообще отравлено. Одним словом, рассказывали обо всем, что слышали, видели и подмечали. Некоторые малявки благодарили своего покровителя более материально: приносили кусочки сладкой булочки или какие-нибудь блестяшки - все знали, как Благодетель их обожает. Поначалу Маннелиг предпочитал именно такие подарки, но со временем осознал, какие существенные преимущества дают ему приносимые птичками сведения.
Чем их было больше, тем лучше он ориентировался в происходящем внутри и даже за пределами Улья. Информация, проходившая через его слух, была самой разнообразной: от бесполезной и малозначительной до скандальной и сенсационной. Конечно, для всего этого добра требовалась не хухры-мухры какая думалка, поэтому у Маннелига всегда была возможность поразмять серое вещество, фильтруя и анализируя полученные слухи. Постепенно его роль утратила свое первоначальное значение - птичек-доносчиков становилось все больше и больше, а ворон по-прежнему был один. И как ему теперь защищать да контролировать всю эту ораву? Вместо этого он просто стал менять информацию на информацию: ему говорили одно, а он из того, что имел, выбирал интересные для собеседника сведения и делился ими. Вот самый будничный пример: сорока поведала о резко подскочившей популяции крыс в Буром районе, а он рассказал о человеческой женщине, которая недавно прикупила бижутерии и которая любит оставлять открытой настежь форточку. Точно так же происходил обмен сведениями о происходящем внутри группировках. Все это были лишь разовые сделки, но внутри сети так же существовали постоянные доносчики, получавшие от такой стабильности определенную выгоду - енотовские палачи старались их не трогать, ведь именно они поставляли информацию о бродячих животных для ищеек; разбойники тоже их не обижали, ведь кто еще расскажет им о легкой наживе? А одиночки… а да что им одиночки?
Преимущество же Маннелига заключалось в том, что он удачно устроился на переплетении всех ниточек, которые сам же некогда пустил. Теперь он пожинал плоды: выращенный им клубок связей разросся в настоящую информационную сеть. Его глаза и уши были везде, весь Улей помещался у него в голове. Когда вся эта кампания только-только начиналась, Пастух и не рассчитывал на такой успех, но наслаждался им в полной мере.
Упоение собственным всезнайством это, конечно, здорово, но неужели нельзя получить от сплетенной им же паутины что-то более ценное? Благодетель мог поведать многое о терках, что происходят в местных формированиях, но что толку ему с того, если сам он неизменно хранил нейтралитет? Да, Маннелиг всегда знал, где достать пищу, завораживающе поблескивающую на солнце железяку или над какой "задачей" из слухов и сплетен подумать на досуге, но все это было так жалко и примитивно, ворон верил, что его сети можно найти более высокое применение. Но применение не находилось, и постепенно птица впадала в уныние и тоску.
Однако спасение явилось ему в лице Культа. В то время группировка только-только появилась и еще даже не обросла приличным количеством последователей, но фигуру Благодетеля они заприметили сразу. Естественно Пастух знал о существовании секты уже тогда и с самого начала симпатизировал ее мотивам: он всегда был уверен, что птицы априори выше других животных, ибо им, в отличии от первых, даны крылья. Самая маленькая пичужка, которая и у голубя отобрать еду не сможет, обладает преимуществом перед самой свирепой собакой, кошкой или даже медведем: она может просто оторваться от земли и взлететь в небо, в то время как эти твари вынуждены всю свою жизнь пресмыкаться в грязи. Поэтому вербовщикам даже хлопотать особо не потребовалось, чтобы завлечь Благодетеля на аудиенцию с Лидером - Маннелиг откликнулся на приглашение сразу же, как только получил. Главу Культа он так и не увидел, но слышал его голос из темноты. Голос сказал: ты дашь мне всю информацию, что у тебя есть. Ворон усмехнулся - я не работаю волонтёром: услуга за услугу. Что ты можешь предложить достаточно равноценное в обмен на "всё, что у меня есть"?
И лидер ответил: я дам тебе цель.
Что-то было в этом голосе, в этих словах такое, что вынудило птицу отступить от правил и сразу же принять обещание за истину. Разум в ту секунду заглох не насовсем: ворон согласился работать - вот как гордо это теперь звучало! - на поставленных условиях, но на испытательном сроке. Лидер не стал спорить - возможно, он заведомо знал, что талантливый паук уже попал в его паутину.
Маннелиг скоро пришел к выводу, что Культ - это именно то, что он искал, что не мог найти в праздной повседневности. Культ дал ему семью - настоящую, полноценную. Вообще-то к своим пташкам, а именно к тем, что сотрудничали с ним долгое время и привязались к ворону больше на эмоциональном уровне, чем на практическом, птица испытывает очень теплые чувства: они ему почти как дети родные. Поэтому он нарадоваться не мог тому, что некоторые из них последовали за ним в секту, и так же сильно был опечален тем, что большая часть предпочла остаться в стороне, а некоторые и вовсе разорвать деловые отношения. Тем не менее, семья в рамках Культа представлялась чем-то иным - все сектанты, от мала до велика, были сплочены одной целью и парой крыльев у каждого за спиной. И каждый из них подчинялся воле Лидера.
Культ стал новой главой в жизни ворона. А новая жизнь влекла за собой изменения - потеря нейтралитета и личное вовлечение Маннелига в междоусобицу группировок нанесли серьезный ущерб масштабу шпионской сети. Как уже было сказано, до конца с ним остались только самые преданные и верные. Весомая часть пташек предпочла с Культом не связываться вообще. Однако те, что последовали за своим Пастухом, прониклись идеями секты и стали проявлять утроенный энтузиазм в своем деле: если раньше они просто приносили все, что случайно увидели или услышали, то теперь они намеренно выискивали информацию, что может заинтересовать их покровителя. Да и сам Маннелиг в первые за долгое время вернулся к активному образу жизни, таки встряхнув пыль с занемевших от простоя крыл. Теперь и он стал не только фильтровать, но и самостоятельно собирать слухи и сплетни.
Ворон неожиданно, в первую очередь для себя, легко принял идею доминирования над собой, хотя до этого никогда не носил чужого ярма. Его первоначальное отношение к Лидеру как к равному претерпело значительные метаморфозы. Со временем он пришел к мысли, что умственные способности предводителя Культистов во многом превосходят его собственные, и стал искренне ими восхищаться. Им восхищаться. Почти благоговеть. О, кто знает, какие думы зреют в этом сокрытом от глаз самородке? Маннелиг уверен: какие бы хитрые дорожки не выбрал Лидер, он неизменно выведет по ним Культ к процветанию. К Небу - в самую-самую вышину.

---

Ворон создает впечатление очень видной птицы, такой, что летает столь же высоко, сколь о себе думает. Ну, то есть очень-очень высоко. Особенно явственно это чувствуют четвероногие товарищи - Пастух предпочитает вести беседы вежливым, деловым тоном, может позволить себе пару выбивающихся фраз, призванных разрядить обстановку, но только не для бескрылых. В разговоре с ними сохраняет такие же интонации, что и с себеподобными, разбавляя их разве что толикой холода, но многие другие неуловимые знаки позволяют собеседнику явственно почувствовать, как небрежно и презрительно к нему относятся. В отношении членов культа, особенно тех, что являются добрыми приятелями, ворон несколько отклоняется от ориентиров и ведет себя куда более выраженно в эмоциональном плане, дружелюбнее.
Но если дело касается его пташек, особенно тех, что следуют за ним с самого начала, то здесь Маннелиг напрочь выходит за рамки своего повседневного образа. Честно говоря, своей нежностью и безграничной заботой о каждом подопечном он до смешного напоминает наседку. Кому-то из них это нравится, кого-то раздражает, некоторые этим даже пользуются. Ворон понимает, что такая чрезмерная привязанность делает его слабее, но как иначе относиться к этим потрясающим созданиям, без которых он бы совсем ничего не добился? Он просто не может сдерживать своих чувств!
Похожая ситуация происходит со всякими блестящими человеческими украшениями, особенно это касается подвесок и колец. Как только что-нибудь такое попадает в поле зрение, у птицы напрочь выключается думалка, и единственная мысль, которая его волнует - как бы присвоить такое сокровище. Увы, не обделенный гениальностью Маннелиг так сильно занят обработкой всей проходящей через него информации, что совсем не замечает, как теряются его многочисленные драгоценности и любимые игрушки. Поэтому он нарадоваться не мог, когда среди громоздких человеческих колец отыскались такие, что удобно сидели у него на пальцах. Два позолоченных и одно серебряное до сих пор приятной тяжестью висят на его когтях, и в трудные минуты Маннелигу достаточно взглянуть на них, заворожиться глянцевым металлическим блеском, и жить сразу становится легче.